— Это всесторонне развитый человек: хороший стрелок, наблюдатель, аналитик. У него логический склад ума, абстрактное видение, отличная физподготовка. Это люди спокойные. Хотя есть сангвиники с чертами холерика, в определенные моменты они срываются на крик, но быстро восстанавливаются. Умеют размышлять, сопоставлять факты, анализировать их. Кандидатов подбираем из военных и гражданских.

— Как именно?

— Процесс довольно долгий. Человек попадает в поле зрения тех, кому нужен. К нему начинают ненавязчиво присматриваться, изучать психотип, сильные, слабые стороны. Стараются понять, к чему стремится, какие интересы, взгляды. Вывозят на полигон, дают пострелять. Параллельно идет правовой отбор...

— Проверяют, не было ли приводов в милицию?

— Стандартная схема, спецпроверка. В обязательном порядке — физическая и особенно психологическая подготовка. Стараются создать разные нестандартные ситуации и посмотреть, как кандидат себя проявляет.

— Например?

— Если речь о военном, то есть физически подготовленном, крепком человеке, загоняем его в рукопашный бой и выставляем, бывает, сразу нескольких противников.

— Зачем снайперу рукопашка?

— Она всем нужна. Основами рукопашного боя в рамках общей физподготовки должен владеть каждый. Мы же проводим этот экзамен по углубленной программе.

— А если человек из гражданских?

— Ему предлагают дня на три выйти с нами в поле, оторваться от привычного уклада, и дают максимальную нагрузку. Переходить с места на место, стрелять, сократить отдых, сон. И смотреть, как справляется.

— Его предупреждают, зачем это проделывается?

— Нет, просто предлагают отправиться с нами в поход. Взять что-то из одежды, обуви, прихватить спальник, рюкзак. Нет — поделимся своими. Но что его ждет, он не в курсе. Тут важно не перегнуть палку. Человек должен понять, что его подвергают каким-то испытаниям, но не издеваются, не унижают.

— Какие еще испытания, кроме стрельбы и рукопашки?

— Застолье, например. Следим, может ли человек остановиться, какое у него поведение после выпитого, адекватен ли, отдает ли отчет тому, что делает и говорит. Ему наливают и говорят: «Не выпьешь — Родину продашь», и наблюдают, как реагирует, способен ли на самоконтроль. Важно, как к женскому полу относится...

— С какой стати?

— Что обсуждают в мужской компании, когда выпьют — работу и женщин. Из этих разговоров тоже многое становится понятным. Или вот такой элементарный тест: человека просят отзвонить в такое-то время по какому-то незначительному поводу. И убеждаются, насколько точен. Кто позвонит раньше, кто позже, а кто и забудет. На таких простеньких экзаменах кандидат себя проявляет, порой ни о чем не догадываясь. Решение, прошел ли испытание, принимается коллегиально. Каждый, кто наблюдал за ним, делится мнением, отмечает плюсы и минусы. Ему говорят: «Мы тебя проверяли. В целом ты не подкачал. Были и некоторые изъяны. Они исправимы. Тебе помогут от них избавиться. Понадобится время. Готов?» Обычно ответ утвердительный.

— А бывает и отрицательный?

— Бывает. Отбор очень тщательный. Из 10—15 кандидатов берем 1—2. Но это предварительный этап. Дальше идет очень сложная система подготовки. У человека первый год просто кипят мозги. Вначале мы даем знания, которые он должен лишь запоминать, не думая, как оно делается, то есть — чистая механика. А уже потом растолковываем суть.

— Можете доходчивее пояснить?

— Быстро достать пистолет из кобуры — казалось бы, мелочь, вынул и все. Но это целая наука. Так же стрельба из винтовки. Мелочей тут нет. Каждое движение надо отработать до автоматизма. Стать с оружием одним целым. Стрельба на 100 метров — одно. На 200 — уже другое. Нужно учитывать силу ветра, траекторию полета пули. Задачи усложняются. И так день за днем, месяц за месяцем.

— За какой период получается настоящий снайпер?

— Обычно на это уходит не менее пяти лет. Первые нормальные результаты приходят после трех.

— Когда новенького привлекают к выполнению боевой задачи?

— С самого начала, но вторым-третьим номером. Чтобы у него выделялся адреналин и он учился гасить его в себе. Новичка постоянно берут на задания. Он учится в деле. У него спрашивают, какая дальность стрельбы, сила ветра, почему надо так поступать, а не иначе, где север или запад, короче, натаскивают по полной.

— На глаз определяют силу ветра?

— По ощущениям — да. А потом сверяют с прибором. И делают поправку при выстреле. Особенно когда стрелять на «даля» (дальность), метров на 400. Масса нюансов переплетаются — физика, математика, оптика, внешние факторы... Приобретенные навыки, кстати, быстро теряются. Поэтому стрелять нужно регулярно. Или «холостить».

— Стрелять холостыми?

— Нет. Холостая тренировка — это все, как при обычной стрельбе, вплоть до спуска, но без патрона.

— От бедности — боеприпасов не хватает?

— Да нет, не от бедности. Удержание винтовки, прицеливание, обработка спуска, сам спуск — все это поднимает уровень стрелка. Потом отрабатываются различные положения — стрельба лежа, затем сидя, с колена, стоя. У каждого своя специфика.

— В детективах снайпер — волк-одиночка. А в жизни?

— Волк-одиночка — это охотник на зверя. Он любит походить, выследить, прицелиться, выстрелить и убить. А о снайперах говорят: один в поле не воин. Мы работаем боевыми единицами — парами. Один подстраховывает напарника. Человек не может очень долго находиться в напряжении. Концентрация внимания через 20—30 минут падает, и его сменяет коллега. Иногда работаем тройками. Может быть и целое подразделение снайперов, человек шесть.

— Это в спецподразделениях. А у киллеров?

— С киллерами не работал. В нашем подразделении, чтобы стать снайпером, нужно многого достичь. Но еще больше нужно, когда ты им стал. Важно совершенствоваться в техническом, физическом, психологическом плане. Снайперы — это, если хотите, закрытый клуб. Туда не пустят чужих. И не всех своих пускают.

— Нетрудно догадаться, что у снайпера должно быть идеальное зрение. У вас тоже единица?

— Да, на оба глаза.

— А если зрение падает — прощай, профессия? Или вся надежда на оптический прицел?

— У нас есть свой офтальмолог. Он регулярно консультирует, дает советы, рекомендации. Так что зрение у всех нормальное. А насчет оптики, то в каждом прицеле диоптрии корректируются под свой глаз. И там может быть другой показатель.

— Бывает, у человека почки барахлят, или мочевой пузырь не в порядке, но нужно часами лежать где-нибудь в засаде, да еще в болоте, под дождем, в снегу — как быть в этом случае? Ничего не есть, не пить перед заданием?

— Каким бы крепким ни был мочевой пузырь, природа берет свое... Приведу пример: во время визита в Украину Папы Римского мы с напарником лежали на церкви около 8 часов. И все 4 часа, пока шла месса, лил дождь. Дело было летом, но оба продрогли так, как зимой мерзнуть не доводилось. Организм под этим ливнем, конечно, требовал свое. Так вот мы по очереди, конечно, отползали и справляли малую нужду в водосток...

— Правдоподобны ли снайперы в боевиках, приключенческих лентах?

— Нет. Но у авторов есть право на художественный вымысел. Им нужна картинка, экшен. На спортивных соревнованиях снайперов вы как зритель ничего интересного не увидите. А работа выглядит еще рутиннее.

— Сейчас снайперы есть не только в СБУ, но и в МВД, Внутренних войсках, Управлении госохраны, Главном управлении разведки Минобороны. Куда их столько?

— Наш центр создан для борьбы с терроризмом. И снайперы противостоят террористам — идейным, отстаивающим какие-то идеологические постулаты, готовым для достижения поставленных целей на крупные акции — взрывы, убийства, захват заложников. СБУ реально противостоит этим террористическим проявлениям. Что же касается спецподразделений других ведомств, то большинство лишь номинально значатся как отряды антитеррора. На самом деле они практически не вовлечены в эту работу. А под программу борьбы с терроризмом им выделяют дополнительные средства, технику, вооружения, личный состав.

— Вы наверняка изучаете опыт своих коллег из спецназа ФСБ, МВД России. Как бы оценили, например, действия по освобождению заложников в «Норд-Осте» или, скажем, в Беслане?

— Там у снайперов было не очень много работы. Кому могли, помогали. Но действовать внутри зданий — такой возможности у них не было. Снайпер — это глаза. Если не стреляет, то все видит и докладывает. А как распорядиться полученной информацией, решают другие.

— Лично у вас друзья-снайперы в России имеются?

— Конечно. Мы встречаемся, общаемся.

— Что они вам рассказывают о «белых колготках» — прибалтийских снайпершах, которые якобы вовсю воюют или воевали в Чечне, а до этого в Приднестровье?

— Были такие бывшие биатлонистки, вроде из Балтии. И воевали эти «колготки» за приличные деньги. Но мне говорили, что слухи о таких отчаянных девушках сильно преувеличены. Не так-то их много. Это больше миф, чем правда.

— Шахидки — тоже миф?

— А вот они — нет. Те воспитаны по-другому. Им с пеленок внушают, что отдать жизнь во имя Аллаха, убить неправоверного — значит, вознестись в рай.

— В каких реальных событиях по противодействию террористам ваши ребята принимали участие? Расскажите о том, что еще никто не знает.

— Каждое событие, на которое выезжаем, по-своему особенное. Говорить о деталях не имею права — информация закрытая.

— Жаль. Тогда чем отличается снайпер от контрснайпера?

— Эти профессии смежные. Если обеспечиваем охрану высших должностных лиц на зарежимленных объектах, снайпер работает как контрснайпер. А в антитеррористической операции мы — снайперы.

— Хорошо. Моделируем ситуацию. По маршруту движения вице-президента США Джозефа Байдена из Бориспольского аэропорта в центр Киева выставлены контрснайперы. И вот кто-то из них вдруг замечает, что на одном из балконов нарисовался человек, в чьих руках бликует объектив видео- либо фотокамеры, который запросто можно принять за оптический прицел — какими будут ваши действия?

— Во-первых, наша 25—30-кратная оптика позволяет на расстоянии 400—500 метров определить, что у человека в руках. Во-вторых, есть взаимодействие с сотрудниками милиции, закрепленными за всеми зданиями по маршруту следования охраняемых лиц. И по нашему сигналу оперативники моментально среагируют на эту информацию, установив и личность подозрительного человека, и его намерения.

— Такие случаи бывали?

— Таких случаев масса. Любопытных хватает.

— А среди этих любопытных встречались те, кто шутки ради, проверяя бдительность охраны и контрснайперов, целился в проезжающий кортеж, скажем, игрушечным пистолетом?

— Подобное было в США и России. «Шутников» контрснайперы расстреливали. Действия сотрудников признавались правомерными. В Украине, к счастью, таких случаев не фиксировалось.

— Снайперы суеверны или не очень?

— Как вам сказать... В Бога — да, верят. В приметы разные — нет.

— А если что-то заставило вернуться домой перед боевым заданием — не смущает?

— У меня такое случалось, и ничего. 13-е число, черная кошка, пустое ведро — все это предрассудки.

— Тост есть свой, фирменный, у снайперов?

— Есть два обязательных. Третий — за тех, кто погиб. И четвертый — чтобы за нас не пили третий.

— Красиво! А какое у вас вооружение? Только СВД — снайперская винтовка Драгунова?

— Не только. Есть высокотехнологичное оружие известных марок — английская винтовка AW, например. Оружие для высокоточной стрельбы от обычного отличается длинным и толстым стволом, укладкой, наличием оптического прицела, другими заморочками.

— И у вас AW есть на вооружении?

— И немецкая «Блайзер» есть. 308-й калибр. Всем хороша: траекторией полета пули, удержанием ее на ветру, настрелом...

— А кое-кто из снайперов предпочитают старую добрую СВД, почему?

— И их немало. СВД была создана давно, но до сих пор выполняет свои задачи. У нее магазин на 10 патронов. Это полуавтомат, стреляющий как пулемет, только точнее.

— Снайпер должен попасть белке в глаз?

— Смотря на какое расстояние. У нас другой критерий. На чемпионатах мира, которые традиционно проводятся в Будапеште, и где мне тоже приходилось бывать, есть одно из упражнений. На расстоянии 70—80 метров втыкается нож, в него надо выстрелить и попасть так, чтобы пулю разрезало на две части. Сноп искр по обе стороны лезвия рассыпается. Это считается хорошим выстрелом.

— Что вы испытывали после этого? Гордость, удовлетворение амбиций, превосходство над другими?

— Трудно одолеть высоту, но еще труднее на ней удержаться. Так и тут. Чемпионат интересен тем, что упражнения меняются, концепция тоже, организаторы придумывают что-то новое. С одной стороны, изматывает, с другой безумно интересно.

— Убийства Джона Кеннеди, Улофа Пальме, других политиков — это проколы секьюрити охраняемых лиц или же высококлассная подготовка киллеров?

— Охрана допускает просчет — и этим незамедлительно пользуется преступник. Одно с другим тесно связано.

— Когда три года назад на выходе из Святошинского суда Киева расстреляли российского бизнесмена Максима Курочкина, сомнений не было: работал профессионал. В вашей среде обсуждали, как такое могло произойти?

— Да там, в принципе, и обсуждать нечего. Обрезали замок, подготовили место, вели наблюдение за тем, как обычно выводят людей через эту дверь во внутренний дворик. Следили скрытно, не привлекая к себе внимания. Явно была группа поддержки, которая находилась где-то внизу, а возможно, и с другой стороны здания, просматривая главный выход из суда, если бы Курочкин появился оттуда. Подготовили штатив, поставили упор, под большим углом установили оружие. 338-й калибр и 86-миллиметровую пулю «Лок бейз» выбрали, чтобы прошить бронежилет, если бы понадобился второй выстрел. Но хватило и одного, точного — прямо в сердце. Можно сказать, это был просто расстрел.

— То есть шансов у Курочкина не было?

— Конечно, нет. Если бы милиция работала как подобает, все было бы иначе. Почему не были осмотрены близлежащие дома и крыши, откуда все видно, почему Курочкина выводили очень медленно? Да море вопросов...

— Сколько, интересно, зарабатывает наш снайпер?

— В среднем где-то 3,5 тыс. гривен.

— Киллера такие деньги явно не вдохновили бы... А у вас по жизни враги есть?

— Вроде нет. А почему спрашиваете?

— Ну, может, занимая позицию и всматриваясь в перекрестье прицела, мысленно представляете своего недруга...

— Человек, у которого есть враги, себя изнутри сжигает, беспрестанно думая, как отомстить, поквитаться. Такой в Центре не приживется. Он зациклен, его преследует навязчивая идея расправы, наказания. И потом — кого считать врагом?

— Ну, не знаю, друга, который жену увел...

— Увел — еще неизвестно, кому повезло. А если серьезно — враг тот, кто захватил заложников и издевается над ними. Но я отношусь к нему, как к мишени. Только живой...

ДО 5 ТЫСЯЧ ВЫСТРЕЛОВ. Александр сейчас в длительной зарубежной командировке. Его штатное высокоточное и низкошумное оружие — ВВС, винтовка снайперская специальная, с глушителем, в просторечии — «Винторез», еще советского производства (на фото). Используется спецназом для ближнего боя и самозащиты. Максимальная дальность стрельбы 400 метров. Начальная скорость пули — 290 м в сек. Выдерживает до 5 тысяч выстрелов.